В сочинении "Никомахова этика" Аристотель рассматривает как социально-этические, так и философско-правовые вопросы. Пятая книга этого труда посвящена анализу категориальной антитезы "правосудность — неправосудность". Правосудностью Аристотель именует законопослушание, справедливость, а неправосудностью — несправедливость, своекорыстие, склонность переступать черту закона.
Законы, которые уже по самой своей сути правосудны, призваны обеспечивать общественное благополучие. Они стоят на страже порядка и добродетели и запрещают драться, браниться, блудить, насильничать и т. д. Их требования адресованы всем сразу и каждому в отдельности.
Если правосудность — это часть добродетели в целом, то неправосудность — составная часть порочности. Тот, чьи действия соответствуют определенным порокам, действует неправосудно, противозаконно. Аристотель считает, что целые группы отдельных неправосудных дел можно возвести к какому-либо главенствующему пороку. Для разнообразных форм прелюбодеяний, например, таким исходным пороком является распущенность. Если человек в соответствии с сознательным выбором, то есть преднамеренно причиняет вред кому-либо, он поступает неправосудно. Тот же, кто оказывается жертвой неправосудного поступка, по выражению Аристотеля, — "терпит неправосудие" против своей воли.
Говоря о распределяющей справедливости, Аристотель относит ее к проявлениям правосудности. Когда же она нарушается и распределяющий уделяет одним больше благ, а другим меньше, то его действия неправосудны. Субъективным источником всех неправосудных деяний выступает свободная воля. Когда, к примеру, совершается убийство, то нельзя говорить о неодушевленном предмете, которым убита жертва, а также о руке, наносившей удары, и даже о слуге, выполнявшем приказ хозяина (если убийца — слуга), что они действовали неправосудно. Все они служили орудиями, у которых нет возможности свободно, самостоятельно принимать решения. Можно обвинять в неправосудности судью, который намеренно, своекорыстно, ища благодарности или добиваясь мести, выносит несправедливое решение. Но если судья чужд всем этим соображениям и одновременно пребывает в неведении относительно тех или иных обстоятельств дела, то вынесенное им судебное решение является неправосудным только по отношению к осужденному. Применительно же к самому судье оно не может быть названо неправосудным.
Аристотель утверждает, что люди ошибаются, полагая, будто только от них зависит правосудность или неправосудность деяния. Даже располагая свободой принятия решений, они вынуждены считаться с множеством обстоятельств, которые с силой воздействуют на их поведение, а также с существующими обычаями, нормами морали. Так, человек в бою, даже если бы он и хотел бросить щит и бежать от врага, не действует таким неправосудным образом, поскольку находится во власти жестких моральных обязательств.
Для Аристотеля неправосудность проявляется не только в противозаконной деятельности отдельных субъектов, частных лиц, но и в неправовых действиях органов, призванных осуществлять правосудие. Сводя правосудность к добродетели, а неправосудность к порочности, он тем самым рассуждает в русле естественно-правовой парадигмы, для которой понятие этического первичнее правового и шире его.
Антропосоциология
Аристотель убежден, что даже в условиях единообразия внешних условий жизни люди будут сохранять присущие им от рождения различия характеров, темпераментов, наклонностей. Психологическое разнообразие индивидуальностей всегда будет порождать массу всевозможных проблем, противоречий и конфликтов. Перебранки и оскорбления действием, драки и убийства вряд ли удастся устранить. Очаги диеном и и будут продолжать существовать в любом новообразовавшемся социальном пространстве. Никаким, даже самым грозным законам не под силу сделать человека иным, изменить его природу. А его природа предназначила ему быть "политическим животным", то есть существом, хотя и предрасположенным к государственной, политической, цивилизованной жизни, но продолжающим оставаться "животным", то есть существом, способным впадать в дионисийное безумство, сеять вокруг себя разрушения и гибель.
Аристотелевское определение человека как "политического животного" может показаться оксюмороном, то есть соединением взаимоисключающих друг друга противоположностей, вроде "живого трупа" или "горячего снега", но это не так. То, что логически несовместимо в пределах одного суждения, может оказаться вполне совместимым в жизненной практике в пределах одного объекта. Человек в этом отношении — самый характерный образец таких совмещений. Если аполлонический или дионисийный принцип является самостоятельным понятием и не в состоянии выступать одновременно в качестве того и другого, то человек способен совмещать их в себе оба. Подтверждением этого и служит антропологическая дефиниция Аристотеля: "политическое животное" — уникальный субъект, расположенный (если воспользоваться терминологией Ницше) и к аполлонической, и к дионисийной моделям социального поведения. Констатируя это, Аристотель выступает как реалист, далекий от того, чтобы питать благодушные и несбыточные иллюзии о переделке человеческой природы. Но тот же трезвый реализм позволяет ему ясно сознавать, что противоречие между аполлоническим и дионисииным началами в человеке не есть некая застывшая антитеза или хорошо сбалансированное равновесие двух чаш весов. Для него очевидно наличие в этом противоречии ведущей и ведомой сторон. Он в своих социально-философских трактатах не устает утверждать, что смысл и цель человеческого бытия состоит не в поисках чувственных наслаждений, не в безумных оргиях и не в том, чтобы следовать порочным пристрастиям, разрушительно воздействующим и на самого человека, и на цивилизованную среду вокруг него. Смысл жизни для человека — в добродетельном и законопослушном существовании. Быть добродетельным — это значит следовать не зову страстей, а предписаниям просвещенного и воспитанного разума. Согласно Аристотелю, три ведущих фактора делают людей добродетельными: I) природа как возможность родиться с необходимыми телесными и духовными свойствами; 2) привычки как способность развить прирожденные качества в лучшую сторону и прочно закрепить их образом жизни и социальным поведением; 3) разум как способность повиноваться в первую очередь его голосу, а не зову чувств, вожделений и страстей. Аристотель столь высоко ставит граждан, обладающих добродетелями, что утверждает, будто для наиболее совершенных из них, чья мудрость уподобляет их божествам, не нужны законы, поскольку каждый из них сам — воплощенный закон. И когда обычные, то есть обладающие и добродетелями и пороками, люди станут для них сочинять законы, то окажутся в смешном положении.
Для того, чтобы граждане имели возможность получать хорошее воспитание и образование, в обществе должны функционировать соответствующие этим задачам законы. Их созданием и контролем за их практическим осуществлением должно заниматься государство. Но его благие намерения и практические усилия будут постоянно наталкиваться на то обстоятельство, что человеческая природа несовершенна, что страсти зачастую вырываются из-под контроля разума и толкают людей к порокам и преступлениям. Государству не под силу переделать человеческую природу и сформировать абсолютно совершенных граждан. Правители должны понимать это, и им не следует требовать невозможного. Их удел — довольствоваться тем, чтобы граждане повиновались законам государства. На этом пути, говорит Аристотель, формулируя принципиально важную мысль, "следует требовать относительного, а не абсолютного единства как семьи, так и государства. Если это единство зайдет слишком далеко, то и само государство будет уничтожено; если даже этого и не случится, все-таки государство на пути к своему уничтожению станет государством худшим, все равно как если бы кто симфонию заменил унисоном или ритм одним тактом".
В рассуждениях Аристотеля тесно связаны между собой правовая и этическая проблематика. Эта сознательно проводимая им связь обусловлена отчетливым пониманием того, что благо государства и состояние правопорядка прямо зависят от моральных качеств граждан. Будучи существом не самодовлеющим и не самодостаточным, человек относится к государству как часть к целому. Его назначение состоит в том, чтобы жить в государстве, а для этого ему необходимо постоянно соотносить свое поведение с требованиями разума и морали, во всем следовать мере и"золотой середине", избегая опасных крайностей в мыслях и поступках. Те же, кто живет вне права и законов, - это наихудшие из всех людей, использующие данные им природой умственные способности дико и нечестиво, то есть в направлении, противоположном должному.
Назначение человека — в разумном и моральном поведении, привычка к которому образуется в результате обретения не столько отвлеченных знаний, сколько практического социального опыта. Если отвлеченные знания касаются самых общих положений, то опыт всегда конкретен. Когда судьбе приходится судить, а врачу лечить не человека вообще, а конкретного индивидуума, то это требует учета множества частных факторов и соответствующего практического опыта.
Истинным гражданином является, согласно Аристотелю, тот, кто рожден от свободных родителей, воспитан, просвещен, добродетелен, рассудителен, способен властвовать над собой, подчиняться воле государства, участвовать в народном собрании, суде и управлении. Его социальную роль Аристотель сравнивает с функциями моряка, чья задача — способствовать благополучному плаванию.
Лекция 3. ПРЕДЫСТОРИЯ СОЦИОЛОГИИ. КЛАССИКИ ХМ-ХМ1 вв.
Н. МАКИАВЕЛЛИ
Неправовое состояние социальных отношений
Антропосоциология
Триединство атеизма, имморализма, правового нигилизма
Ренессансный парадокс: борьба с беззаконием неправовыми средствами
Т. ГОББС
Общество в доправовом состоянии
Сущность государства и природа власти