Социология - Бачинин В.А. - Архаический протосоциум матриархального типа

Тема доправового, или естественного состояния, в котором могут пребывать человеческие сообщества, является классической для социальной мысли. Возникшая в лоне древних мифологий в виде преданий о давних доисторических временах, она впоследствии заняла важное место в трактатах мыслителей, рассуждавших о проблемах генезиса цивилизации.

Аристотель утверждал в трактате "Политика", что общности людей, не имеющих государства, права и законов, являются наихудшими из всех возможных. В них человек не может использовать данную ему природой умственную силу в должном направлении. Естественное состояние способствует тому, что люди большей частью проявляют низменность своих пристрастий в дикости и нечестивости поведения. "Если, — пишет Аристотель, — где-то до сих пор и сохранились еще такие естественные условия, то жить в них способны лишь существа, недоразвитые в нравственном отношении, либо же некие "сверхчеловеки", живущие исключительно войной и не признающие никаких законов".

Аристотель отступает от устойчивой мифологической традиции изображения естественного состояния как "золотого века" с характерными для него картинами безмятежной идиллии и всеобщего благоденствия. Его взгляд реалистичен и трезв. Впоследствии именно такая трактовка естественного состояния будет преобладать в социально-правовых исследованиях европейских мыслителей, которые не могли не принимать во внимание такую характерную для доправового состояния реалию, как "война всех против всех" вместе с присущей ей практикой вседозволенности, дикого разгула страстей и инстинктов, инцеста, каннибализма, кровной мести и т. д.

Спиноза характеризовал естественное состояние с позиций таких признаков, как отсутствие цивилизованности, нравственности, права, а следовательно, и критериев, позволяющих разграничивать добро и зло, справедливость и преступления. А поскольку люди в таких условиях руководствуются в основном эгоистическими вожделениями и диктатом неконтролируемых аффектов, то отношения между ними окрашены большей частью в тона злой враждебности.

Гоббс в своей книге "Левиафан" доправовое состояние изображает как мир, в котором никто не может чувствовать себя в безопасности, где над каждым висит угроза насильственной смерти и довлеет страх за собственную жизнь и жизнь своих близких. Агрессивность, корыстолюбие, эгоизм предопределяют большую часть человеческих поступков. И когда разные люди, движимые сходными потребностями и желаниями, устремляются к одним и тем же предметам вожделений, предназначенных лишь для единичного обладания, то они неизменно становятся врагами. Между ними возникают враждебно-антагонистические отношения, не вписывающиеся в рамки социокультурных норм, а укладывающиеся в формулу "человек человеку волк".

При естественном порядке вещей крайне малы возможности для проявлений гуманности. Преобладает борьба за выживание, с неизбежностью переходящая в борьбу, нацеленную на взаимоуничтожение. В итоге господствует атмосфера насилия, вседозволенности и всеобъемлющего страха. Из всего этого складывается доправовое состояние, требующее от людей колоссальных усилий для его преобразования в состояние цивилизованное, правовое.

Архаический протосоциум матриархального типа

Около сорока тысяч лет тому назад палеолит ("древний период") сменился мезолитом ("средним периодом"), а эпоха первобытного стада — матриархатом. На основе развития кровнородственных отношений, то есть самым естественным образом, складывается первичная социальная структура — РОД.

Род — это общность людей, связанных между собой кровным родством. Особенность данной общности состоит в том, что отношения в ней имеют в равной степени и естественный, и социальный характер. На природно-витальной основе складываются, развиваются и закрепляются более сложные и противоречивые связи и отношения.

В условиях рода еще отсутствует парная семья с мужем, женой и детьми. В нем царит полигамия с характерной для нее стихией неупорядоченных сексуальных связей. Препятствуя установлению отношений прямого отцовства, полигамия оставляла лишь возможность прослеживания вертикального родства по материнской линии. Данное обстоятельство вместе с важной ролью женщины-матери, вынашивающей и воспитывающей детей, сберегающей огонь, приручающей животных, привело к тому, что родовая эпоха протяженностью около тридцати пяти тысяч лет получила название матриархата.

Главной организующей силой в этот период являлся род. Органичная прочность кровных связей превращала его в монолитную целостность, действующую как одно большое живое существо. Совокупная физическая сила всей общности была способна выступать как орудие внешнего принуждения. С ее помощью в пределах рода поддерживались необходимый порядок и дисциплина.

Одновременно действовала регулятивная сила устоявшихся обычаев и традиций, а также священных запретов-табу. В них аккумулировался и передавался от поколения к поколению нормативный опыт общности.

Любое действие, отклоняющееся от общепринятых, традиционных норм, грозило нарушить зыбкое равновесие внутри рода и его хрупкое благополучие. Поэтому род строго следил за тем, чтобы таких отклонений не было, а при их возникновении сурово карал виновных. То есть консерватизм древнего человека, его привычка существовать под жестким диктатом традиций имели под собой инстинктивно-охранительные основания.

Этому же витальному, жизнесберегающему началу было подчинено абсолютное большинство социальных норм, складывавшихся и функционировавших внутри родовых сообществ. Требования послушания, исполнительности, уважения к старшим, заботы о младших скрепляли род в единое, жизнеспособное целое с высокой степенью сопротивляемости перед лицом различных неблагоприятных внешних воздействий.

Многие нормативные предписания имели характер табу с признаками абсолютной категоричности, не допускающей никаких отклонений и исключений. В первобытном сознании присутствовала твердая уверенность в том, что малейшее нарушение священных запретов чревато самыми тяжелыми, катастрофическими последствиями для всего рода. Те, кто нарушал табу, вызывали у всех отвращение и ужас. Их карали либо смертью, либо изгнанием, что было равнозначно смерти, поскольку выжить в одиночку первобытному человеку было почти невозможно.

Архаическая система табу выполняла важную социализирующую, цивилизующую функцию. Она способствовала постепенному выходу древних сообществ из состояния животных инстинктов и дикости. Она помогала блокировать вероятность деструктивных процессов внутри рода, воздвигала достаточно мощную психологическую преграду перед опасностью распространения вседозволенности в отношениях между индивидами. Характерно, что впоследствии нормативные ядра многих древних табу с их безусловно-абсолютной природой станут сердцевинами будущих нравственных, религиозных и естественно-правовых норм.

Древний род представлял собой саморегулирующуюся систему, управляемую при помощи достаточно жестких нормативных средств. Важным фактором, обеспечивающим его сплоченность, являлось то обстоятельство, что интересы индивида полностью совпадали с интересами родового целого. Отдельный человек не мыслил себя вне рода. Границы рода представлялись ему границами мира. За ними ему виделась враждебная среда, полная смертельных опасностей. Поэтому архаический остракизм в виде изгнания и являл собой одно из самых страшных наказаний.

Личность в современном смысле этого слова отсутствовала в условиях матриархата. Индивидуальное "я" было столь слабо развито, что практически растворялось в родовом "мы". Внутренний мир индивида, еще сравнительно бедный, не представлял в его собственных глазах особой ценности. Потому тот не дорожил его содержанием в такой степени, чтобы оберегать от вмешательств извне. Напротив, он был раскрыт; его содержимое пребывало у всех на виду. И человек даже не пытался проводить сколько-нибудь отчетливую грань между своим "я" и общим "мы".

Все это проливает некоторый свет на феномен каннибализма, распространенного на ранних ступенях матриархата. Отсутствие у индивида развитого самосознания предполагало восприятие других человеческих существ в качестве обычных живых организмов, ничем особым не отличающихся от остальных представителей животного мира. Подобное уравнивание позволяло древнему человеку без каких-либо психологических коллизий употреблять в пищу поверженных врагов, военнопленных, а также тех сородичей, которые были приговорены к смерти за нарушение табу или же оказывались обречены на роль ритуальных жертв.

Но постепенно отношение к людоедству меняется. Поначалу возникают запреты на употребление в пищу своих соплеменников. Затем запрет распространяется на захваченных в плен врагов и всевозможных "чужаков". В конечном итоге табу на каннибализм универсализируется и абсолютизируется, обретя вид категорического запрета на употребление в пищу человеческой плоти как таковой.

Аналогичным образом изменялось и отношение к сексуальным связям ближайших кровных родственников — инцесту. Имевший широкое распространение в условиях архаической полигамии, он подвергается табуации в период перехода от позднего матриархата к раннему патриархату, когда полигамия сменяется парным браком и возникает семья.

Родовое "мы — сознание" было склонно противопоставлять себя всему остальному миру, населенному чужаками и врагами. Антитеза "мы" — "они" доминировала в мироотношении древних людей, поляризуя мир, разделяя его на два лагеря. При этом носители "мы — сознания" выступали как обладатели сугубо положительных качеств. А "они" наделялись исключительно отрицательными свойствами. Отсюда следовали важные практические выводы, касающиеся непосредственных, уже вполне социальных, отношений в первобытном обществе. Их суть заключалась в том, что по отношению к "своим", то есть подпадавшим под категорию "мы", были обязательны нормы благорасположенности, солидарности, взаимовыручки. Что же касается тех, кого называли "они", то к ним можно было относиться исключительно негативно, демонстрировать готовность к насилию, жестокости, допускать различные виды коварства и вседозволенности.

В отношениях между "своими" складывались принципы гуманного общения, оформившиеся позднее в так называемое "золотое правило", требующее от каждого относиться к другим так, как он хотел бы, чтобы те относились к нему. В отношениях же к "чужим" сформировался жесткий нормативный принцип талиона, требовавший эквивалентной расплаты за нанесенный ущерб: око за око, рана за рану, жизнь за жизнь.