Экономическая теория - Бутук А.И. - 1.3. Изменения масштабов госсектора

Госсектор, как отмечалось, существует со времен возникновения государства. Но его масштабы изменялись. В широком историческом контексте наблюдается тенденция расширения госсектора.

Особенно наглядно эта тенденция просматривается в отношении бюджетной сферы. В XX в. она значительно возросла, в особенности со времен Великой депрессии 1929—1933 гг. (если говорить о развитых странах). Например, в США за 1929-1988 гг. государственные трансферты увеличивались с 3,7 млрд.. до 586 млрд.. дол., а госрасходы на закупку ресурсов и продукции — с 9,0 млрд.. до 964 млрд.. дол. Все это потребовало повышения налогообложения. К концу 80-х годов налоги составили в США примерно 30% национального продукта, в Германии — 37, в Великобритании — 39, во Франции — 45, в Норвегии — 46, в Швеции — 51%.

Государственный сектор экономики, представленный предприятиями, функционирующими на основе государственной, собственности, имеет место во всех странах. В развитых государствах, например, доля государственной собственности колеблется от 8 до 40%. В них государственный сектор возник, с одной стороны, в результате национализации путем выкупа государством у их бывших собственников соответствующего имущества, а с другой — посредством создания определенных хозяйственных структур за счет средств госбюджета. В таких странах, как Великобритания, Франция, Италия, в государственный сектор до последнего времени входили не только, отдельные предприятия и банки, но и целые отрасли производственной инфраструктуры — добывающей промышленности, энергетики, транспорта и связи, национализированные после Второй мировой войны, а также значительная часть социальной инфраструктуры, в том числе предприятия коммунального хозяйства, жилье, учреждения образования и здравоохранения.

Вместе с тем госсобственность в развитых странах выступала в государственно-бюрократической и государственно-олигархической формах, что дестимулировало работников госсектора и детерминировало недостаточную эффективность хозяйственной деятельности в его рамках. Это вызывало все возрастающую критику государственного сектора и обусловило развертывание процесса реприватизации и [от лат. privatus — частный, неофициальный], который получил особенно широкий размах в 80-е годы.

Например, в Великобритании за 1979—1989 гг. выручка от продажи активов государственных предприятий составила 28 млрд.. фунтов стерлингов. Поскольку приватизация осуществлялась путем продажи акций, в том числе работникам приватизируемых предприятий, то за указанный период число акционеров в данной стране увеличилось с 7 до 25% взрослого населения и достигло 11 млн человек. Одновременно свыше 1,1 млн семей выкупили у государства жилье, в результате чего в 1989 г. уже 65% общего числа (или 20 млн семей) стали владельцами жилья непосредственно или по закладной.

В нашей стране, как и в других государствах бывшего "соцлагеря", государственная собственность носила тотальный характер. Причем она выступала в ведомственно-бюрократической форме, не подконтрольной народу, хотя ее и называли общенародной. Соответственно этому предприятия, за которыми была закреплена государственная собственность, представляли собой не народные, а сугубо казенные хозяйственные звенья. Имущественно они были целиком отчуждены не только от народа, но и от тех работников, какие на них непосредственно трудились. Хозяйственная деятельность казенных предприятий полностью задавалась директивным планом:

движением выделяемых ресурсов через фондирование снабжения; определением объемов и номенклатуры производимой продукции; направлением сбыта продукции;

ценообразованием, устанавливаемым на основе волюнтаристских решений бюрократического аппарата;

образованием фондов экономического стимулирования (фонда развития производства, фонда социально-культурных мероприятий и Жилищного строительства, фонда материального поощрения) и фонда заработной платы.

Все эти фонды не могли реализовать экономические интересы трудового коллектива и отдельных работников, ибо их формирование хотя и зависело от выполнения плановых показателей, но осуществлялось от достигнутого, ориентируя на экстенсивный рост (на вал), не говоря уже об уравнительном распределении внутри предприятий, которое обставлялось множеством директивных ограничений (потолков) в индивидуальной заработной плате. Ясно, что такие хозяйственные звенья могли функционировать только под силовым административным давлением и только в затратном режиме. Не случайно, когда иссяк энтузиазм и рухнула система страха, основанная на государственном терроре, экономика сразу же вошла в полосу так называемого застоя, точнее — всеобщего кризиса.

Пытаясь вывести народное хозяйство из стагнации и проведя предварительно так называемые крупномасштабные эксперименты, с 1988 г. в нашей стране начали переводить предприятия на условия самофинансирования, т. е. на такой режим, при котором они должны были (хотя и не без вмешательства министерств) отвечать не только за окупаемость текущих затрат, но и за окупаемость своих капитальных вложений. Для этого несколько расширили их свободу в вопросах образования фондов развития производства и фондов оплаты труда, не меняя при этом отношения владения, что привело к массовой перекачке (несмотря на сопротивление ведомственных структур) хозяйственного дохода предприятий в их фонды оплаты труда, в результате чего стал стремительно возрастать разрыв между динамикой денежных доходов населения и динамикой товарной массы на рынке. Вследствие этого произошел всплеск открытой и особенно подавленной инфляции, обусловленный главным образом тем, что наемные работники, не будучи владельцами предприятий, стремились только к увеличению своих текущих доходов, не заботясь о развитии производства. Ведомственно-бюрократический аппарат как распорядитель государственного имущества не мог и даже не очень стремился ослабить эту тенденцию.

Главная причина этого состояла в том, что расширение хозяйственной самостоятельности трудовых коллективов и, в особенности, администрации госпредприятий не только не сопровождалось необходимым усилением их ответственности за результаты деятельности (как это характерно, например, для Китая), напротив, усиливалось параллельным подрывом контроля, в частности ликвидацией института народного контроля. Поэтому казенная собственность превратилась не в государственно-демократическую, а в государственно-олигархическую, где место всевластной олигархии захватила партийная, государственная и хозяйственная номенклатура, быстро усвоившая приемы демагогии по поводу "рыночной дороги к храму р. Именно она навязала идею о том, что в условиях экономической свободы предприятий способен направить их доходы на накопление (расширение, реконструкцию и техническое перевооружение производства) лишь негосударственный владелец, ибо только он имущественно заинтересован в поддержании и усилении конкурентоспособности своей хозяйственной деятельности. Осознание этого привело к выводу о неизбежности разгосударствления и приватизации в качестве обязательного компонента действительно радикальной экономической реформы.

Такая, с позволения сказать, реформа свершилась, разрушив не столько казенные устои хозяйственной жизни, сколько экономику и социальные достижения СССР и само союзное государство. Поэтому правомерно определение этого явления как процесса "великой криминальной революции". В самом деле, если еще в конце 80-х годов в СССР в госсобственности находилось около 90% средств производства, а остальные 10% — в колхозно-кооперативной (в личном подсобном хозяйстве граждан были лишь мелкие орудия труда), то уже в 1998 г. почти 80% предприятий промышленности и строительства СНГ оказалось в негосударственном секторе. Такой черный передел госимущества произошел впервые в истории. Попробуем подробнее рассмотреть данный процесс на примере Украины.